У шеф-редактора в конторе
Пять лет пороги обивал.
Все караулил в коридоре.
В приемной днями пропадал.

У секретарши был за брата -
Обои клеил, комп чинил.
Не обойдешься тут без блата.
И мэтру рукопись всучил.

В одном из дней, тая надежду,
Попал измором в кабинет.
И, скинув верхнюю одежду,
Услышал приговор-ответ.

С объемным пузом, с львиной гривой,
Пенсне с злаченым ободком,
С ухмылкой, подмигнув игриво,
Промолвил дока с холодком:

«Ты это стырил? Ну-ка, кайся!
Ты, бляха-муха, кто таков?
А ну, зараза, признавайся!
Тут и Высоцкий, и Барков».

И я, дрожа, как лист от страха,
Достал коньяк и шоколад.
В предчувствии позора, краха
Промямлил что-то невпопад.

Он выпил, крякнувши солидно.
Коньяк мой таял на глазах.
Продолжил дальше не обидно.
И я внимал ему в слезах.

«Пиши. Работай. Не сдавайся!
Будь стойким, дерзким, твою мать!
Моих советов не чурайся!
Научишься и ты писать».

Мы пили в кабаках по кругу,
Забыв о долге и семье.
Потом на хате у подруги.
Потом у сквера на скамье.

Я выносил на суд эстета,
Читая исповедь свою.
И он признал во мне поэта.
В печать взял рукопись мою.

14.03.2016